Литературный конкурс «Верлибр» проводится в Ульяновске с 2014 года благодаря энтузиазму и организаторскому таланту известного в городе культуртрегера Павла Солдатова. В этом году «Верлибр» состоялся в шестой раз, а поскольку конкурсные работы приходят из ближнего и даже дальнего зарубежья, то теперь это конкурс международный. Его название отчасти вводит в заблуждение, поскольку на конкурс принимаются и рифмованные стихи, и короткая проза, но бренд уже закрепился. Более того, в этом году заявок было больше обычного – около 500, и после предварительной селекции «длинный список» был все равно запредельно велик – более 110 имен в одной лишь номинации «Поэзия». Как член жюри я прочитал эту сотню с лишним поэтических подборок и могу кое-что об этом сказать.
По сравнению с прежними годами хороших текстов стало больше. Среди участников было много тех, кто уже побеждал в разных конкурсах и публиковался в приличных изданиях. То ли конкурс сам по себе набирает обороты, то ли сработали иные каналы информации о нем, но средний уровень участников вырос, и это представляло проблему для жюри. Когда много достойных, трудно выбрать победителей, и это приводит к «вкусовщине», когда лауреатом оказывается необязательно лучший, а один из лучших или тот, кому повезло. Когда надо прочитать триста страниц рукописей, после первой полусотни подборок наступает усталость, и главным критерием становится субъективное «мое или не мое». Это проблему организаторы решили просто: в каждой номинации присуждалось по четыре первых, вторых и третьих места плюс «утешительное» поощрение за «Особый взгляд». Решение, может, и спорное, но общепримиряющее, поскольку разным членам жюри понравились разные авторы.
Из этой сотни подборок полтора-два десятка авторов представляли несомненный интерес, а половина из них были очень хороши. Моя тройка победителей была такова: Татьяна Стоянова, родом из Кишинева, вполне состоявшийся литератор, живет в Москве, сотрудница известной «Редакции Елены Шубиной»; Сергей Арсентьев, машиностроитель из Новгорода; Денис Сорокотягин из Екатеринбурга, ныне актёр, режиссёр Театра музыки и поэзии Елены Камбуровой. Все трое прислали верлибры, в каждом из них – личная история, где автор выступает не только участником, но и наблюдателем. Вот эта двойственная позиция – я чувствую и наблюдаю за тем, что и как чувствую, словно дух, отлетевший от собственного тела, а потом имею смелость об этом написать, – это поэтическая, писательская позиции. В этом есть искренность, вовлеченность, риск, с трудом сдерживаемое желание высказаться и при этом способность остаться в узде русского языка, который не мешает, а направляет. Мне близка позиция включенного наблюдателя, который переживает искренние чувства. У лучших из участников, у того же Арсентьева, поэзия бьется синхронно с пульсом мира. В этом смысле Некрасова с его гражданским требованием к поэту никто не отменял.
Да, среди присланных работ стало больше верлибра. Может быть, поэтому рифмованная поэзия даже выигрывала на этом фоне. Пока что молодые авторы в основном рассматривают свободный стих как поток сознания и многозначительное перечисление того, что видишь, при этом читателю, видимо, предлагается оправдать это перечисление, подставить свои смыслы. Рифма же как поисковый инструмент смыслов (выражение Варлама Шаламова) помогает производить более тщательный отбор знакового материала. Верлибр также опасен тем, что охотно впускает в стихи лишком много быта. Перечисление бытовых деталей – еще не стихи. «Ночь. Улица. Фонарь. Аптека…» – это было у Блока в начале прошлого века, если это повторить сегодня, то будет эпигонство.
Дополнительную сложность представляли короткие подборки, по ним трудно оценить тексты автора в полной мере. Если первый текст в подборке слабый, он создает негативный ореол всей подборке, даже если дальше встречается что-то более существенное. С другой стороны, если бы подборки были длиннее, работа намного осложнилась бы. Понимаешь, какую колоссальную работу выполняют редакторы отделов поэзии.
Неоднократная работа в жюри «Верлибра» позволяет мне диагностировать основные «детские болезни» молодых стихотворцев (возрастной предел для участников – 35 лет). Вот они.
1. Обилие избитых образов и прочих словесных штампов. В каждом втором стихотворении сыплются какие-то осадки, самые популярные – дождь и снег. В каждом втором курят или пьют (в основном чай, кофе, виски, коньяк, вино; кваса и медовухи не встречал). В каждом втором есть листья, которые падают.
2. Юношеский пессимизм и фатализм. Много стихов про то, что все плохо. Психологически это понятно: счастливые не только не наблюдают часов, но и стихов не пишут. К писанию стихов прибегают как к психотерапии. Но все же хотелось бы хоть маленькой надежды, хоть на что-нибудь.
3. Желание говорить от имени всех, вещать городу и миру, проповедовать. Чем меньше жизненного опыта, тем громче проповедь. Отсюда обобщения «мы», «ты». Это чисто юношеская риторика, проекция себя в мир: мир такой же, как я, и обязан думать то, что думаю и чувствую я. Мне говорят – «ты» или «мы», возлагая на меня бремя чужой идентификации. Уж лучше стихи от первого лица. Вспоминается мультфильм про козленка, который умел считать до десяти. Так же странно себя чувствуешь, когда тебя «посчитали», обобщили, то есть помимо твоей воли зачислили в адепты философии, которой ты не придерживаешься.
4. Зацикленность на себе как обратная сторона юношеского мессианства. Молодые авторы осуществляют публичный поиск себя, рассматривают личные глубины – в лучшем случае, в худшем – изучают строение собственного пупка. Если же в стихотворении появляется Другой, то это или возлюбленный, или отвергнутый (отвергающий) другой.
5. Многословие – бич начинающего поэта. Раз верлибр, то рифмой можно не заморачиваться, значит, можно себя не сдерживать. Отсюда много лишних слов, псевдофилософия, перегруз вычурными метафорами, «литературщина». Идет очевидной поиск саунда, настройка инструмента, при этом гаммы и арпеджио выдаются за сонаты и симфонии.
6. Очень часть пишут «ни о чем», выдают некое словесное варево, кашу с комочками, неразличимый гул. Автор сливается с материалом, и в этом неразличении теряется и автор, и материал. Границы все-таки должны быть видны, должна присутствовать интенция, поэтическая идея, к которой идешь, иначе происходит какое-то бултыхание в словесном бульоне или, в лучшем случае, сплав по течению. Куда несет плот? Неясно. Куда-то вдаль, или вглубь, или вкось. Нельзя хорошо закончить то, что так и не началось. Трудно хорошо закончить то, что тянется без конца.
7. Много вторичных текстов про любовь. Видимо, тему закрыли классики. Впрочем, новое время создает фон, на котором тема любви звучит по-другому, поэтому интересная лирика иногда попадалась. Хотя в целом – сплошная «ночь нежна».
8. Отсутствие критичности к себе, желание поскорее опубликовать сырой стих. Недостаток внутреннего слуха, внутреннего редактора, который исправит хотя бы языковые ошибки.
Выражаю надежду, что кому-то из участников «Верлибра» рано или поздно предстоит найти Слово, которое откроет портал в большую литературу, и что это слово они рискнут произнести.
Сергей ГОГИН